https://pastein.ru/t/H7
скопируйте уникальную ссылку для отправки
Иногда у Полли бывают хорошие дни.
Тогда капли ночного дождя, срываясь с крыши, звонко бьют по подоконнику, рисуют узоры на потемневших от времени стеклах стрельчатых окон больницы. Лениво шелестит листва – робкая еще, совсем прозрачная, нежная листва весенних деревьев. Затихают шаги в коридорах, еще не тронутых первыми лучами рассветного солнца.
Иногда Полли почти забывает, что работает колдомедиком в отделении для особо тяжелых пациентов, пострадавших от заклятий. Она накидывает на плечи халат лимонного цвета и подставляет лицо под свет, льющийся из окна. Истории болезней на пожелтевших свитках разбросаны по столу; результаты недавних обследований лежат чуть дальше, в стопке свежих пергаментов. Позже Полли внесет их в истории, зная, что в длинном списке показателей ее пациентов все останется по-прежнему. Она берет из стопки два листа, обозначенных витиеватой буквой «Д» и медленно вчитывается в чернильные строчки, отчего-то расплывающиеся перед глазами.
Полли не помнит, как долго эти двое лежат здесь.
Полли не знает, способно ли что-то улучшить их состояние.
Но иногда, когда Полли в очередной раз изучает их истории болезни, она все же выцепляет из памяти клочок воспоминания, смятый и выцветший, как старый пергамент. И тогда она кое-что вспоминает. Вспоминает, как на круглом лице мужчины появляется и навсегда застывает бессмысленное отрешенное выражение. Вспоминает, как женщина вцепляется пальцами в длинные каштановые пряди и дико, безумно смеется отзвуком смеха своей мучительницы.
Вспоминает, как надрывается истошным плачем младенец, чьих родителей свело с ума заклятие Беллатрисы Лестрейндж.
Иногда Полли кажется, что оба они тоже не более чем листки пергамента с чернильными строчками сломанных жизней. Поэтому она никогда не вчитывается в них слишком долго - и воспоминания угасают, уступая место тягостной тоске. Иногда, в плохие дни, ей кажется, что однажды они оба исчезнут, истлеют во времени подобно своим историям болезни – и тогда она берет из шкафа настойку Умиротворяющего бальзама, предназначенного для пациентов.
Но иногда у Полли бывают хорошие дни.
Поэтому она открывает дверь палаты, где лежат Фрэнк и Алиса Долгопупс, и идет на обход.
Иногда у Фрэнка Долгопупса бывают хорошие дни.
Тогда он сидит в своем глубоком кресле, подолгу изучая солнечные искорки, пляшущие в воздухе, кружащиеся в пятнах света на выщербленном полу больничной палаты. Они прыгают по высоким каменным стенам, мерцают в шишечках на медных кроватях, теряются в ярком узоре занавесок у кроватей. Иногда они достигают дальней кровати в углу – и тогда мельтешащими пятнами разлетаются по всей палате, разбившись о блестящие обертки сладостей, что покрывают стену над постелью.
Иногда Фрэнк смотрит и на женщину, которая занимает эту постель. Он смотрит, как она, высунув от усердия кончик языка, приклеивает на стену очередную обертку и тихо мурлыкает себе что-то под нос. Смотрит, как ее тонкие, чуть дрожащие пальцы старательно разглаживают бумагу – и отчего-то это почти так же приятно, как смотреть на падающие от окон солнечные лучи.
Фрэнк не помнит, как его зовут.
Фрэнк не знает, как зовут эту женщину.
Но иногда, когда Фрэнк смотрит на нее, он все же выцепляет из памяти клочок воспоминания, смутный и неясный, как старая фотография. И тогда он кое-что вспоминает. Вспоминает, как эти пальцы, сильные и живые, касаются его лица. Вспоминает, как весенний ветер играет с алым галстуком и длинными каштановыми прядями.
Вспоминает, как в этих прядях рассыпаются золотые искорки солнца.
Иногда Фрэнку кажется, что эта женщина тоже соткана из зыбкого солнечного света, тающего от прикосновения или неосторожного взгляда. Поэтому он никогда не смотрит на нее слишком долго – и воспоминания медленно угасают, вновь уступая место темноте. Иногда, в плохие дни, ему кажется, что однажды она исчезнет, скроется в серой дождливой мгле подобно солнцу – и тогда он отчего-то начинает плакать.
Но иногда у Фрэнка Долгопупса бывают хорошие дни.
Поэтому он встает и идет к постели своей жены.
Иногда у Алисы Долгопупс бывают хорошие дни.
Тогда она сидит в своей постели, подолгу изучая рассыпанные перед ней в беспорядке обертки от сладостей, что приносит женщина в лимонном халате. Она касается их пальцами, перебирая поблескивающую на солнце бахрому, обводит коротко остриженным ногтем линии, складывающиеся в незнакомые ей слова. Ей нравится смотреть на яркие шуршащие бумажки – жаль, что почти никто не разделяет ее увлечения.
Иногда к ней приходит статная пожилая женщина с робким и отчего-то печальным юношей, кажущимся странно знакомым. Иногда он садится рядом с Алисой и внимательно слушает ее тихое радостное бормотание, перебирая бумажки, которые она сует ему в руки. Иногда он просто смотрит – жадно, пристально, словно пытаясь найти что-то на дне пустых зрачков Алисы. Пытаясь и не находя.
Иногда к ней приходит мужчина, что лежит на соседней кровати. Он приходит к ней и сейчас, опускается рядом и послушно принимает стопку оберток, которые она тут же ему вручает. Алиса сидит рядом с ним, чувствуя теплую тяжесть чужого тела под боком, и отчего-то это почти так же приятно, как смотреть на разноцветные фантики.
Алиса не помнит, как ее зовут.
Алиса не знает, как зовут этого мужчину.
Но иногда, когда их пальцы соприкасаются, она все же выцепляет из памяти клочок воспоминания, прозрачный и невесомый, как луч солнца. И тогда она кое-что вспоминает. Вспоминает, как эти пальцы перебирают темный пушок на голове ребенка, лежащего на ее руках. Вспоминает, как улыбка, широкая и простодушная, расцветает на его молодом круглом лице.
Вспоминает, как вклеивает в альбом яркие и шуршащие колдографии.
Иногда Алисе кажется, что этот мужчина – тоже лишь картинка, яркое пятно на белом листе окружающего мира, что сотрется, если слишком долго держать в руках. Поэтому она никогда не сидит рядом с ним слишком долго - и воспоминания теряют краску, истлевают, вновь уступая место пустоте. Иногда, в плохие дни, ей кажется, что однажды он исчезнет, размоется дождем на бледные разводы – и тогда она начинает кричать, биться в руках пытающихся успокоить ее колдомедиков.
Но иногда у Алисы Долгопупс бывают хорошие дни.
Поэтому она тихо улыбается и прижимается к плечу своего мужа.
Иногда у Полли бывают плохие дни.
Тогда дождь продолжается с раннего утра, беспорядочно стуча по подоконнику и заливая потемневшие от времени стекла стрельчатых окон больницы. Ветер бьется о стены, безжалостно хлещет по листьям деревьев, срывая их и прибивая к земле. Коридоры, освещенные тусклым светом канделябров, заполняются криками и плачем встревоженных грозой пациентов. Полли задергивает шторы и зябко подергивает плечами, которых касается сырость старого здания. Очередная стопка обследований уже ждет ее на столе; отчего-то сегодня листы, обозначенные буквой «Д», лежат отдельно. Полли протягивает к ним руку и медленно вчитывается в чернильные строчки.
Полли помнит, что их свело с ума заклятие Круциатус.
Полли знает, что едва ли что-то в мире способно улучшить их состояние.
Но сейчас, разглядывая мелкий убористый почерк, она чувствует, как пол под ногами качается, рассыпается и разлетается подобно листкам пергамента.
Потому что впервые показатели самых давних ее пациентов показывают динамику.
Иногда у Фрэнка Долгопупса бывают плохие дни.
Тогда солнечные искорки сменяют длинные, змеящиеся по стенам тени, тянущиеся к его постели, грозящиеся затопить липкой чернотой всю палату. Они выползают из углов, растекаются по полу словно бурлящие потоки дождевой воды, льющейся по окнам, и Фрэнк, обхватив острые колени руками, подолгу сидит в своем глубоком кресле, боясь опустить ноги. Иногда эти тени достигают дальней кровати в углу, и отчего-то страх, сжимающий его грудь, сегодня не касается его самого. Судорожно выдохнув, Фрэнк рывком поднимается из кресла и замирает.
Фрэнк помнит, что женщина, сидящая на той кровати, важна для него.
Фрэнк знает, что ради нее он готов перешагнуть даже через разделявшую их тьму.
И сейчас, опускаясь на постель рядом с ней, он смотрит в большие глаза напротив и видит золотистые солнечные искорки, распускающиеся на теплых карих радужках.
Потому что он впервые зовет ее по имени.
Иногда у Алисы Долгопупс бывают плохие дни.
Тогда грозовой ветер, ворвавшись в окно, срывает с постели потускневшие в слабом освещении обертки сладостей, поднимает их в воздух, разметывает их по полу жалкими клочками. Алиса, всхлипывая, мечется по палате, беспомощно загребая пальцами воздух, пытаясь поймать ускользающие обертки; раскладывает их, отирая с лица отчаянные слезы. Иногда к ней приходит мужчина, что лежит на соседней кровати, и отчего-то сегодня она лишь забивается в угол еще дальше, сгребая под подушку спасенные сокровища. Отвернувшись к стене, Алиса слышит его тихий, хриплый от долгого молчания голос и вздрагивает.
Алиса помнит, что именно его круглое лицо, столь похожее на лицо его – их – сына, было на тех самых колдографиях.
Алиса знает, что он гораздо ярче и живее, чем любая картинка над ее кроватью.
И сейчас, поднимая на него ясный взгляд, она отбрасывает в сторону смятые бумажки и придвигается ближе.
Потому что впервые знает еще кое-что.
Однажды каждый их день станет хорошим.
